Дельфы

ГОРОДА

От библейских времен до средневековья

Гoрода с таким названием на современной карте не найти, про его экономическое положение, число жителей и промышленность – не прочесть.

Однако во времена Гомера Дельфы были центром мира, “пупом земли”: Зевс, желая определить средоточие владений, выпустил с востока и с запада двух орлов, которые слетелись именно здесь. До войн с Персией грек представлял мир плоским, в виде круга: в середине – Дельфы, вокруг них – Греция, рядом – Эгейское море, а дальше – неведомые пространства Океана, по которым скитался Одиссей (“от жены, от детей”). Дельфы были городом Аполлона – бога искусств, знания и света. И городом Диониса.

Это город одного архитектурного ансамбля, одной социальной функции: город-прорицалище. Конечно, кроме святилища Аполлона есть еще небольшое святилище Мармария с храмом Афины Пронайи (Предхрамовой, то есть ее храм предварял храм Аполлона), но это только подтверждение общесакральной функции.

Всего чуть более ста лет, с 1892 г., на месте Дельф археологи ведут раскопки. Чем же знамениты Дельфы?

Во-первых, – дельфийским оракулом, с которым греки советовались по каждому мало-мальски важному вопросу. Во-вторых, – пифийскими играми, вторыми по значимости после олимпийских: музыкальными и спортивными состязаниями при храме Аполлона Пифийского. Проводились игры раз в 8 лет, после 6 в. до н. э. – раз в четыре года, как в Олимпии.

Город, упоминаемый в гомеровских поэмах под именем Пифона, лежал в Фокиде на южном скате горы Парнас (в ее пещерах обитали нимфы) близ р. Плеист, между двумя кряжами Федриад. К Дельфам вели три главных священных пути: один с севера от Темпейской долины через землю малийцев, Фессалию и Дориду, другой с востока – из Беотии, Аттики и Пелопоннеса, третий с юга – от Криссейского залива, где высаживались приезжавшие в Дельфы морем. Город был без крепостной стены и без войска, как теперешняя Швейцария: окрестные державы договорились защищать Дельфы от вражеских посягательств. Название “Дельфы” происходит от имени героя, Дельфа, сына Аполлона и Фийи, причем Фийя – Безумствующая – Касталия, “рожденного Землей”. Фийями и фиадами назывались служительницы Диониса.

Причиной основания прорицалища послужило следующее: в одной из парнасских скал на небольшой площадке была глубокая трещина, из которой выходили холодные испарения, приводившие всякого, кто приближался к ней, в состояние беспамятства; при этом он начинал лепетать несуразицы.

Храм Аполлона, главный храм святилища, был построен так, что трещина приходилась в его целле (что-то вроде алтарной части в христианском храме). Первый храм Аполлона сгорел в 548 г. до н. э., считалось, что это был первый греческий храм – первое жилище, построенное для бога: священные пчелы Аполлона принесли невесть откуда восковую модель чертога, обнесенного колоннами (6 х 15 шт.). Легенда гласит, что сначала он был сделан из лаврового дерева, потом из воска и перьев (naos pterinos), потом из меди и камня, потом из мрамора. Все античные храмы были копией именно с этого. Внутри храма возлежал огромный камень (видимо, аэролит) – Омфал, – тот самый “Пуп земли”, некогда проглоченный Кроносом и потом изрыгнутый. Омфал ежедневно орошали маслом, а в праздники покрывали некрученой шерстью. Второй, еще более роскошный храм построен амфиктионами (союзными городами, поддерживавшими Дельфы) и изгнанными из Афин Алкмеонидами. Его фронтоны украшали скульптуры главных дельфийских деятелей (Аполлон, его мать Лето, сестра Артемида, Музы, Гелиос, Дионис, фийи), преддверие – изречения “семи мудрецов” и медная статуя Гомера. Изречения сохранились: Познай самого себя (спартанец Хилон), Лишку ни в чем (митиленец Питтак), Мера важнее всего (линдиец Клеобул), Сдерживай гнев (коринфянин Периандр), Главное в жизни – конец (афинянин Солон), Худших везде большинство (приенец Биант), Ни за кого не ручайся (Фалес Милетский).

“Теперь самый храм не пользуется большим уважением, — писал Страбон, — но он был прежде в чрезвычайном почете, что доказывается существованием сокровищниц, сооруженных народами и правителями; там хранились посвященные богу драгоценности и произведения лучших художников; доказывается это также пифийскими играми и множеством изречений дельфийского оракула, передаваемых из уст в уста” (IX 3, 4, p. 419).

Предсказания давались так. В целле храма Аполлона, прямо над трещиной, стоял высокий треножник, на который усаживалась пророчица, называвшаяся пифией. Пифии избирались сначала из молодых непорочных девиц, позже – из матрон не моложе 50 лет. Поначалу прорицания содеивались однажды в год, позднее, когда вошли в моду, – по нескольку раз в месяц, в порядке живой очереди вопрошавших. При святилище состояли две штатные пифии и одна запасная: работа была для жизни опасна и трудна. В день прорицания пифия, свершив омовение в Кастальском ключе (источник поэтического вдохновения), облачалась в златотканную мантию, возлагала на голову лавровый венок, на ноги надевала котурны (деревянные туфли на высокой подошве, в которых лицедействовали), пила воду из Кастальского источника (пить из него приятно, — свидетельствует Павсаний, X 8, 9), жуя лавровый лист. Придя в экстаз от испарений (несколько пифий от них погибло), она бормотала слова, которые, по мнению древних, исходили из уст пифии по божественному наитию. Эти-то тексты жрецы и излагали в стихах (гекзаметрами, элегическим размером или ямбическими триметрами), конечно, были они темны и загадочны. Двусмысленность ответа была гарантирована, потому и пифия, и жрецы не слишком рисковали. Форма вопросов: что мне сделать, чтобы случилось то-то; форма ответов: принеси жертвы богам, заручись поддержкой надежных людей и т. д. Никакой конкретики. Спрашивающий, как правило, оставался доволен. Данный в Дельфах совет признавался выражением непреклонной воли божества, и все греки старались свято исполнить его. Так рождалось политическое единодушие в поступках, необходимое для успеха. В незначительных, частных случаях гадали по шелесту листьев священного лавра, стоявшего над треножником пифии, по жребиям и т. д. Двусмысленный характер предсказаний позволял коллегии жрецов влиять на всю греческую политику, удобряя почву для спекуляций. Потому Аполлона называли Локсиас, то есть Двусмысленный, Кривой. Гераклит Темный (из Эфеса) характеризовал его как владыку, который не сказывает, не утаивает, но намекает. Так что дельфийский оракул — это не человек (как и Слава КПСС), а действо. Он был самым почитаемым элементом греческой культуры, героем повседневных рыночных разговоров, застольных симпосиев, послеобеденной сиесты. Платон в Государстве написал про Аполлона Дельфийского: Этот-то отчий бог, истолковывающий надобное всем людям, сидит среди земли на пупе ее и объясняет.

Мы не в силах заглянуть в головы дельфийского жречества, но приписывать прорицательные манипуляции целиком сознательной и циничной лжи в угоду политическому равновесию сил в Элладе кажется упрощением подлинного колорита картины. Всякий, знакомый с историей современного спиритуализма, согласится, что большинство мошеннических трюков может быть в совершенстве создано с помощью одной лишь веры присутствующих на сеансе (вспомним сюжет Праздника святого Йоргена Г. Бергстеда — С. Кржижановского — Я. Протазанова). То же самое было и в Греции. Греки верили в свой оракул не потому, что были суеверными глупцами, а потому, что не могли в него не верить. И когда значимость Дельф в эллинистическое время стала меркнуть, главная причина этого, как считает Э.–Р. Доддс, заключалась не в том, что люди стали (как думал Цицерон) более скептичными, а скорее в том, что другие формы религиозного и духовного покровительства показались им более надежными.